Разговор о писательском городке Переделкино принято начинать с 1930 года, когда группа советских литераторов во главе с Борисом Пильняком (наст. фамилия — Вогау, из волжских немцев) организовала дачное кооперативное товарищество, в которое пожелали войти около ста писателей и журналистов. Массовое загородное строительство в те годы было новинкой, и поселенцы тут же выделились бы в особую элитарную группу.

Расхожее мнение о том, что литературное Переделкино было основано чуть ли не Максимом Горьким — не вполне точно. Знаменитый советский писатель, действительно, подключился к похожей идее, но по-своему. Весной 1932 года он сообщал будущему жителю Переделкина — прозаику Константину Федину: «...В Москву еду с проектом: отобрать человек 20–25 наиболее талантливых литераторов, поставить их в условия полнейшей материальной независимости, предоставить право изучения любого материала, и пусть они попробуют написать книги, которые отвечали бы солидности запросов времени... Возражение: создаётся литературная аристократия — недействительно, "спецы" всюду необходимы. В области литературы — особенно, ибо нашего читателя обременяют словесным хламом, а подлинным нашим литераторам — нет времени учиться и работать, им слишком много приходится тратить сил на завоевание примитивных удобств в жиз- ни: поиски дач, питания и т.д. Я думаю, что этот проект пройдёт»¹.

Вероятно, замысел Максима Горького о выделении ряда писателей в особую группу не был сугубо «дачным» (поселение в одном месте), более того, идея «городка писателей» поначалу казалась ему ложной.

В начале 1933 года он писал председателю Оргкомитета будущего Союза писателей (и «литературному комиссару» Сталина) Ивану Гронскому, что «городок» неизбежно «превратится в деревню индивидуалистов», неприятных друг другу, с перспективой «искусственного создания касты» и «обывательского истребления времени на творчество пустяков»². Сам же Сталин, которого Горький познакомил с копией своего послания, поддержал скепсис «буревестника революции»: это «дело надуманное, которое к тому же может отдалить писателей от живой среды и развить в них самомнение»³.

Может быть, Горький размышлял о каком-то более «локальном» сюжете, скажем, об особой писательской гостинице, прообразе будущих «домов творчества»?

Впрочем, события развивались вполне «по-советски»: вперёд — назад — вперёд.

Оказывается, во время встречи писателей на квартире Горького с руководством страны и столицы в октябре 1932 года Сталин делал и такое предложение: «Построить писателям гостиницу под Москвой — этого мало. Писателю не захочется надолго отрываться от семьи, тем более, когда он вернулся из поездки за материалом. Не гостиницу, а город (курсив мой — П.К.) надо по- строить для писателей где-либо под Москвой, где бы они могли жить вместе с семьями, друг другу не мешая, и интенсивно творить. Построить им там и гостиницу, чтобы наезжающие к ним гости и посетители их не стесняли...»⁴.

Как бы там ни было, 19 июля 1933 года Совет Народных Комиссаров принимает Постановление «О строительстве "Городка писателей"». А далее, уже через год, создаётся и Союз советских писателей, и Литературный фонд. Кооперативное товарищество под управлением Пильняка — упраздняют, всё переходит на государственный баланс, и будущих писателей-поселенцев постепенно готовят в арендаторы.

И так, в конце 1934–начале 1935 года, на 16-й железнодорожной версте (около 18-ти километров) по Киевской дороге, рядом с деревнями Переделки, Измалково, Лукино и обмелевшей речкой Сетунь закипело строительство примерно тридцати дач.

Некоторые из них строились в буквальном смысле «на костях», то есть прямо на могилах разрозненного сельского погоста...

Дачи принялись возводить по немецким типовым проектам, разработанным уже хорошо известным в России архитектором- «рационалистом» Эрнестом Маем, который мечтал перестроить даже Москву. Внедрявшийся им принцип снижения финансовых затрат на строительство был доведён до предела: мало того, что изрядная часть средств была разворована, — дачи сдавались с недоделками, под полами стояла вода.

Всё это отразилось в письмах и мемуарах. Но для писателей это строительство стало серьёзной переменой в их рабочем и домашнем быту.

«На нашей даче я уже провёл сутки — и мне очень нравится, — писал летом 1938 года Корней Чуковский своей дочери Лидии. — Тишина абсолютная. Лес. Можно не видеть ни одного человека неделями. Только ремонт сделан кое-как; всюду пахнет скверной масляной краской; денег потребуется уйма. Хватит ли у меня средств завести в ней всё необходимое, не знаю, но если хватит, для вас для всех будет отличная база...»⁵.

Первыми жителями городка, получившими государственные дачи в бессрочную аренду стали крупные литераторы: Александр Серафимович, Исаак Бабель, Константин Федин, Борис Пастернак, Всеволод Иванов, Пётр Павленко, Илья Сельвинский, Мариэтта Шагинян, Леонид Леонов, Борис Пильняк и другие. Казённая дача в Переделкине стала символом успеха. Впоследствии, в знаменитом романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», этот городок писателей был выведен под названием «Перелыгино». На карте Московской области появилось новое образование.

Только вряд ли советские писатели, эти, по словам Сталина, «инженеры человеческих душ», знали тогда о том, какие удивительные исторические и культурные корни таились в окрестностях их новорождённого городка.

** *

...Изрядная часть Переделкина располагается на территории древнего села Спасское-Лукино. Здесь сохранился чудесный Спасо-Преображенский храм, остатки старинного дома и садово-паркового ансамбля с обелиском, посвящённым знамена- тельным личностям из древнего рода бояр Колычёвых. К этому роду принадлежал и епископ Русской церкви, митрополит Московский и всея Руси Филипп, оппонент и обличитель Ивана Грозного, канонизированный ещё в XVII веке.

Уцелевший облик досоветского Переделкина и храм Преображения Господня (эту церковь посещали некоторые жители городка, в том числе поэты Борис Пастернак и Арсений Тарковский) связаны с именем историка и археолога Михаила Колычёва-Боде (1824–1888).

Именно он воздвиг в своей усадьбе Лукино упомянутый обелиск — в память о прославленных предках, в разные годы отдавших жизни за русскую землю. Революция и гражданская война уничтожили уникальный домашний музей Колычёвых и значительную часть их родового архива, в разграбленной усадьбе была открыта детская тюрьма-колония, а домовый храм святителя Филиппа, построенный неподалёку, — был снесён.

Спасо-Преображенский пятиглавый храм, к счастью, разрушен не был и все эти годы оставался одним из немногих, действующих в Московской области, хотя рядом с ним, ещё с 1920-х годов, был создан интернат старых большевиков-атеистов.

С 1952 года в судьбе храма и бывшей усадьбы Колычёвых начался новый этап: здесь стала располагаться резиденция Московских Патриархов.

В храме по сей день хранятся святыни: ковчег с частицами мощей великомученицы Варвары, особо чтимые древние иконы, а в алтаре — Евангелие, принадлежавшее святому праведному Иоанну Кронштадскому, с его личной надписью.

В орнаменте уцелевших усадебных ворот отчётливо видны вкрапления из булыжных камней, когда-то привезённых Михаилом Колычёвым-Боде с Соловецких островов — в память о мученике Филиппе (мощи которого в середине XVII века доста- вили на острова из Тверского монастыря, где епископа убил опричник Ивана Грозного, Малюта Скуратов).

...А на другом конце Переделкина, на берегу большого пруда, рядом с деревнями Измалково и Переделки, ещё стоит родовая усадьба славного семейства Самариных. Точнее — то, что от неё осталось.

Сохранились и фрагменты регулярного парка, заросшего древними лиственницами и соснами. Здесь прошли детство и юность писателя, философа и общественного деятеля Юрия Фёдоровича Самарина (1819–1876).

Именно этот младший товарищ классиков русской литературы — Лермонтова и Гоголя — разрабатывал для императора Александра II положение об отмене крепостного права.

Землевладельцы Самарины славились не только своей блестящей образованностью, но и тягой к облегчению крестьянской жизни: долгие годы в усадьбе действовала уникальная домашняя школа, жители Измалкова и Переделок посещали домовый храм, построенный во имя святителя и писателя Димитрия Ростовского (снесённый большевиками).

Когда в 1925 году был впервые арестован последний за- конный хозяин усадьбы, художник-иконописец Владимир Комаровский (1883–1937), измалковские крестьяне написали петицию к властям о том, что «Комаровский не враг»⁶.

Самаринская усадьба и старый парк навечно запечатлены в стихах Бориса Пастернака, написанных в дни войны. В бывшем имении тогда был размещён госпиталь.

Парк преданьями состарен. Здесь стоял Наполеон

И славянофил Самарин Послужил и погребён...⁷

Поэт немного ошибся: Юрий Самарин скончался в Германии в 1876 году, его тело было перевезено в Москву и предано земле в Свято-Даниловом монастыре (в советские годы могилу срыли). В дни его кончины Фёдор Достоевский написал: «Умер человек, с неколебавшимися убеждениями, полезнейший деятель»⁸.

Историки русской литературы знают, что вместе с одним из потомков Юрия Самарина Борис Пастернак учился в гимназии и в университете. Есть даже версия, что этот самый потомок — Дмитрий Самарин (1890–1921) — был прототипом доктора Живаго.

Добавим, что в послевоенные годы в Самаринском имении был обустроен лечебный детский дом, а затем и санаторий для детей с лёгочными заболеваниями.

Автор настоящих заметок был воспитанником этого санатория в начале 1970-х годов. Мы часто гуляли по Переделкину и территории Дома творчества, посещали и самодеятельный в те годы Дом-музей Корнея Чуковского.

Спустя четверть века музей стал местом моей работы. ** *

Но вернёмся в писательский городок середины 1930-х годов, постепенно заселяющийся писателями и их семьями. В те годы сложилась одна добрая традиция.

В мемуарах «Мои современники, какими я их знала», Тамара Иванова (1900–1995), вдова одного из самых первых переделкинских поселенцев, прозаика Всеволода Иванова, вспоминала: «...На первых порах переделкинской жизни постоянно устраивались читки новых произведений, только что вышедших из-под пера... Те из переделкинцев, которых не приглашали на эти (очень многолюдные) чтения, то ли чувствуя обиду, то ли из каких других, свойственных их натуре черт характера, узнав о таких чтениях, сообщали [куда следует], что в Переделкине организуется некий "филиал" Союза писателей. Ничего подобного, разумеется, и в помине не было, однако такие читки прекратились.

Но близкие друзья никогда не переставали читать друг другу...»⁹.

В 1990-е годы были обнародованы многие документы из секретных архивов «органов».

В справке от 9 января 1937 года, с характерным заголовком «О настроениях среди писателей», «комиссар государственной безопасности» сообщал: «В беседе после читки (Лидией Сейфуллиной своей новой пьесы — П.К.) почти все говорили об усталости от "псевдообщественной суматохи", идущей по официальной линии. Многие обижены, раздражены, абсолютно не верят в искренность руководства Союза писателей, ухватились за переделкинскую дружбу, как за подлинную жизнь писателей в кругу своих интересов»¹⁰.

Малоизвестно, что до войны в городке писателей проживали и иностранцы. Так, с середины 1930-х годов в Переделкине жил писатель и деятель Коммунистической партии Германии Фридрих Вольф, отец руководителя внешней разведки ГДР, Маркуса Вольфа.

О переделкинском периоде Вольфов в мемуарах рассказала падчерица поэта Ильи Сельвинского, Цецилия Воскресенская (1923–2006), которая знала эту семью с детства и дружила с другим сыном Фридриха — будущим кинорежиссером Конрадом Вольфом¹¹.

Вообще, в течение всего раннего «сталинского периода» жизнь в городке писателей развивалась по сценарию, напоминающему сочинение какого-нибудь нового Кафки.

Итак, с одной стороны, здесь активно работали и жили писатели, представляющие форпост советской литературы (помимо конъюнктурных деятелей вроде Павленко или Погодина тут трудились и те, чьи имена дороги читателям и сегодня: Борис Пастернак, Корней Чуковский, авторы «Двенадцати стульев» Ильф и Петров). Несмотря на иерархии, жители ходили друг к другу в гости, дети писателей и драматургов дружили, вместе росли, влюблялись друг в друга, а некоторые литераторы стано- вились и родственниками.

Иногда в городке случались пожары, и тогда «инженеры человеческих душ» бежали друг к другу на помощь. Так было, когда горели дачи Федина и поэта Николая Тихонова.

Но с другой стороны, эта внешне устроенная предвоенная жизнь развивалась на фоне мерцающего страха: «кого же арестуют следующим?». В стране шли «сталинские чистки».

Судя по многим воспоминаниям, тогда, в конце 1930-х годов, защищённым себя не чувствовал почти никто.

Среди самых первых поселенцев находились крупные партийные деятели: известный политик Лев Каменев был арестован здесь, в Переделкине, в 1934 году, и через два года расстрелян по сфабрикованному делу. На момент ареста Каменев был директором Института мировой литературы.

Вероятно, в подмосковном городке готовилась дача и для первого председателя советского правительства, Алексея Рыкова, который был одним из организаторов «красного террора» и концлагеря на Соловецких островах. В 1938 году его расстреляли по делу «Правотроцкистского блока».

Гибельных репрессий не избежали многие высокоталантливые литераторы, жившие на переделкинских дачах. Исаак Бабель, Борис Пильняк, Артём Весёлый, Владимир Зазубрин, Валериан Правдухин и другие были увезены в небытие — именно отсюда.

В семье Константина Федина сохранилось жуткое воспоминание о том, как в одну из летних ночей 1937 года чёрная машина подъехала к их даче, недавно перенумерованной из 5-ой — во 2-ую. Как оказалось, чекисты приезжали совсем не за Фединым (который с конца 1950-х и до своей кончины в 1977-м бессменно руководил Союзом писателей) — а за польско-советским прозаиком Бруно Ясенским (1901–1938), автором популярного социально-политического романа «Человек меняет кожу».

Та дача, в которой жил Ясенский, ещё недавно тоже числилась под 5-м номером¹².

А в опустевшей даче Льва Каменева был устроен самый первый «творческий дом» — своеобразное общежитие с бытовыми условиями, подходящими для литературной работы десяти человек. Впоследствии в посёлке был построен помпезный Дом творчества, сохранившийся и поныне, а также ряд коттеджей для временной работы и отдыха.

** *

Вторую мировую войну, которая для России стала Великой Отечественной войной, Переделкино встретило рытьём траншей на дачных участках, залпами зенитных орудий, мобилизацией, спешными сборами в эвакуацию и в ополчение.

И сообщениями о первых жертвах: драматург Александр Афиногенов — погиб в Москве во время бомбёжки; самолёт, в котором летел прозаик, очеркист и сценарист Евгений Петров, — разбился, уходя от «мессершмитов».

Отсюда ушёл на фронт сын Корнея Чуковского, Борис, погибший осенью 1941 года...

«В Переделкине мы почти не бываем, — писал в августе 1941 года Корней Чуковский своей старшей дочери. — Там очень большая пальба»¹³.

И добавлял, уже в конце сентября: «За окном всю ночь бухают орудия — с перерывами. Погремят и перестанут. Вчера сбросили зажигательные бомбы в соседнюю деревню Чоботы и по эту сторону железной дороги. Удалось потушить. <...> И всё же в Переделкине лучше, чем в городе. Можно топить печи (в городе не топят). Вообще обстановка сильно напоминает 1917 год...»¹⁴.

«На соседних дачах остаются одни мужчины, — вспоминала спустя десятилетия дочь Федина, Нина Константиновна. — На участке Бориса Леонидовича [Пастернака] и на нашем роют траншеи. Это своеобразные бомбоубежища (должны спасать от осколков). Когда немцы начали регулярно бомбить Москву, их самолёты пролетали над самыми вершинами деревьев. Если отцу случалось ночевать в такую ночь на даче, он шёл к Пастернаку, и они вместе спускались в траншею. Следы траншей видны и сейчас. Первым чувствовал приближение самолётов наш пёс, мчавшийся на пастернаковский участок»¹⁵.

В иных переделкинских домах во время войны стояли военные части. Покидая писательские дачи, солдаты освобождали вещевые мешки, оставляя на чердаках брошюры с текстами Сталина. Зимой 1967 года Корней Чуковский вспомнил у себя в дневнике, как однажды он тайно захоронил труды вождя — на своем дачном участке.

«...Очевидно, каждому солдату во время войны выдавалась, кроме ружья и шинели, книга Сталина "Основы ленинизма". У нас в Переделкине в моей усадьбе стояли солдаты.

Потом они ушли на фронт, и каждый из них кинул эту книгу в углу моей комнаты. Было экземпляров 60. Я предложил конторе Городка писателей взять у меня эти книги. Там обещали, но надули. Тогда я ночью, сознавая, что совершаю политическое преступление, засыпал этими бездарными книгами небольшой ров в лесочке и засыпал их глиной. Там они мирно гниют 24 года, — эти священные творения нашего Мао»¹⁶.

Кстати, отправляясь в эвакуацию, Чуковский временно закопал на участке и свой драгоценный рукописный альманах «Чукоккала», наполненный автографами и рисунками знаменитых современников: от Оскара Уайльда и Александра Блока до Ильи Репина, Фёдора Шаляпина и Александра Бенуа. В позднейшем комментарии к альманаху он очень смешно рассказывал, как местный сторож опрометчиво выкопал эту реликвию, думая, что знаменитый детский писатель прячет под берёзой свои семейные драгоценности.

Летом 1943 года дом арестованного Бруно Ясенского, как и находящаяся рядом дача поэтессы Веры Инбер, были заняты под пионерский лагерь для детей фронтовиков.

Одним из самых известных военных произведений, написанных в Переделкине, можно считать молитвенное стихотворение Константина Симонова «Жди меня». Известный поэт и журналист сочинил эти стихи в июле 1941 года, на даче писателя Льва Кассиля, ожидая редакционную автомашину. Сочинил для своей будущей жены — актрисы Валентины Серовой. В дни контрнаступления Красной армии под Москвой Симонов прочитал «Жди меня» по радио. Горькое, пронзительное стихотворение запомнила вся страна.

...Послевоенное Переделкино напоминало старую квартиру, за которой давным-давно перестали следить: не работал водопровод, текли крыши, новые дачи строились медленно и плохо, стены домов были заражены грибком, усадьбы стояли захламлёнными, с нерасчищенными дворами. Со стороны Литературного фонда имелись как финансовые злоупотребления (разница между арендой и реальными расходами была несопоставимой), так и равнодушное бездействие. Кроме того, у писателей накопились задолженности.

С другой стороны, некоторые дачные участки особым образом выражали душевные пристрастия и характеры своих хозяев. На части переделкинских фотографий Пастернак снят на большом картофельном огороде, за которым он ухаживал собственноручно. А прозаик Леонид Леонов (автор романа «Русский лес») вообще обустроил рядом с дачей настоящий ботанический сад, наполненный редкими экзотическими растениями со всего мира, и охотно делился с соседями своими богатствами.

В начале 1950-х в Переделкине стали проводить телефонные линии, но не все писатели это приняли — Борис Пастернак, например, ходил звонить по делам в контору посёлка.

«Подмосковье должно отличаться от Москвы полной оторванностью от города...»¹⁷.

И всё-таки жизнь понемногу восстанавливалась и оживлялась, в том числе благодаря приближающимся временам — так называемой хрущёвской «оттепели». Через десять лет местный старожил, прозаик Валентин Катаев, станет основателем либерального журнала «Юность», в городке писателей поселятся знаменитые поэты-«шестидесятники» — Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина. Но это будет позже.

...Именно сюда, в 1946 году, приехал чудом выпущенный из ссылки поэт Николай Заболоцкий, которого на некоторое время лет приютили в одной из дач посёлка.

Растущие за забором деревья вдохновили поэта на классические стихи о берёзовой роще, ставшие годы спустя песней для кинофильма «Доживём до понедельника».

В неволе Николай Заболоцкий работал над новым, рифмованным переводом памятника древнерусской литературы «Слово о полку Игореве». В Переделкине он закончил этот свой труд.

Да, в городке писателей хранится память и о таком многотрудном ремесле, как литературный перевод: на местном кладбище похоронен, возможно, лучший переводчик стихотворений Р.-М. Рильке — Константин Богатырёв, трагически погибший в 1976 году.

В Переделкине, начиная с середины 1950-х годов, Корней Чуковский начал строить на свои деньги детскую библиотеку (действующую и сегодня) и проводить знаменитые праздники-костры для маленьких читателей, приглашая к выступлениям перед ними именитых писателей и артистов. Встречи с детьми устраивались два раза в год, праздники назывались «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!». Эта традиция — жива.

Последняя сказка Корнея Чуковского, «Приключения Бибигона», созданная им после войны, начиналась словами: «Я живу на даче в Переделкине, это недалеко от Москвы...».

И почти в эти же времена, сразу после разоблачения «культа личности» Сталина, здесь свёл счёты с жизнью не выдержавший нервного напряжения и мучений совести руководитель Союза писателей — прозаик Александр Фадеев. Он застрелился на своей даче в мае 1956-го года. В предсмертном письме было сказано: «Я не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии. Лучшие кадры литературы физически истреблены...».

Письмо было изъято органами КГБ, его опубликовали только в 1990 году¹⁸.

Смерть Фадеева оказалась первым самоубийством, случившимся в городке.

Много позднее, в Переделкине покончили с собою талантливый сценарист и поэт Геннадий Шпаликов (1974) и «муза русского авангарда» Лиля Брик (1978). Первый, погибший в роковом для русской литературы возрасте, — не выдержал творческой невостребованности и безденежья. А вторая — обожествлённая Владимиром Маяковским создательница богемных салонов — прожила на свете почти девяносто лет, но не сумела смириться с беспомощностью, овладевшей ею после травмы...

** *

Надо ли говорить, что на протяжении десятилетий переделкинский пейзаж был и остаётся одухотворённой декорацией русской поэзии и прозы!

Еще до войны здесь бывала Анна Ахматова, отразившая в стихах «Памяти Бориса Пильняка» (1938) природные приметы его дачного участка. Упомянутые в стихотворении ландыши растут и ныне у старой дачи писателя-собрата.

Вообще, уникальный подмосковный ландшафт, вековые сосны и ели, речка Сетунь, живописное переделкинское поле, наконец, местная церковь Преображения Господня — навечно отразились в сочинениях многих литераторов разных поколений.

Правда, сегодня этот поэтический ландшафт на глазах уходит в предание.

Но, к счастью, он никогда не исчезнет из русской и мировой литературы.

И залогом тому — имя гениального поэта, Бориса Пастернака, воспевавшего эти места на протяжении четверти века.

В 1999 году звукоархивист Лев Шилов (1932–2004), который жил в городке ещё в детстве, выпустил редкую книгу, которую так и назвал «Пастернаковское Переделкино».

Ещё в начале 1960-х годов писатель и филолог Корней Чуковский полушутливо говорил, что если бы он не был так стар, то сделался бы гидом по переделкинским местам, связанным с поэзий Пастернака. А Вениамин Каверин (автор знаменитого романа «Два капитана»), думая о явлении, которое потом назовут «гением места», писал, что Пастернак жил в Переделкине «так, как будто сам создал его по своему образу и подобию»¹⁹...

В конце 1950-х годов поэт пережил накал организованной травли — за публикацию на Западе романа «Доктор Живаго». Эту книгу он написал в Переделкине.

Сохранились фотографии, на которых с присуждением Нобелевской премии его простодушно поздравляют соседи по городку — Чуковские... Под давлением властей (в том числе и литературных), Пастернаку, как известно, от премии пришлось отказаться.

Все эти события ускорили его болезнь и скоропостижную смерть. Похороны поэта в мае 1960-го года, сопровождавшиеся стечением народа, стали историческим событием и послужили причиной рождения ярких стихов и воспоминаний.

** *

Отдельного сюжета заслуживает появление в 1970-е годы двух народных домов-музеев, созданных волей читателей: музеев Бориса Пастернака и Корнея Чуковского.

Экскурсионная работа велась усилиями родственников и преданных добровольцев.

Существование этих самодеятельных мемориалов потребовало общественной борьбы и заступничества. Оба дома находи- лись даже под судебным преследованием.

Положение усугублялось тем, что вдова Бориса Пастернака и его сын-биограф не были членами Союза писателей, а дочь Чуковского, Лидию, в 1974 году оттуда исключили — за ходившую «по рукам» и звучавшую по зарубежному радио острую публицистику.

Общеизвестно, что в угловой комнате дачи Корнея Чуковского работал — накануне своей высылки из СССР — Александр Солженицын. Он неоднократно гостил в этом доме ещё при жизни хозяина, написал тут горестный рассказ «Пасхальный крестный ход», работал над эпопеей «Красное колесо». Отсюда будущий нобелевский лауреат рассылал коллегам-писателям и своё знаменитое «письмо о гласности» (1967).

Мемориальный музей Корнея Чуковского спасло явление горбачёвской «перестройки», музей же Бориса Пастернака пришлось открывать заново (оба они впоследствии стали отделами Государ- ственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля).

В 1997-м году, после смерти знаменитого поэта и исполнителя песен Булата Окуджавы был образован и его мемориальный музей, а недавно в Переделкине появился и музей-галерея поэта Евгения Евтушенко (1932–2017).

(...)

Переделкино — это явление, которое больше самого себя.

В прошлой (и в современной) истории подмосковного городка писателей, как в зеркале, отразилась вся история советской и постсоветской России, быт и нравы писательской номенклатуры и литературной богемы. Но самое главное: здесь долгие годы жил и живёт — литературный труд. А ещё о Переделкине без конца снимают фильмы и пишут книги.

И у него должно быть своё будущее.

¹ Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., Изд-во АН СССР. ИМЛИ им. А.М. Горького, 1963, стр. 536 (серия «Литературное наследство». Т. 70. Редакция И.С. Зильберштейна и Е.Б. Тагер). Переписка Горького с К.А. Фединым подготовлена Е.Г. Колядой и Ф.М. Иоффе.

² Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б)–ВКП(б), ВЧК–ОГПУ–НКВД о культурной политике. 1917–1953 гг. Под ред. акад. А.Н.Яковлева. Составители: Андрей Артизов и Олег Наумов. М., Между- народный Фонд «ДЕМОКРАТИЯ» (Фонд Александра Яковлева), 1999, стр. 757 (серия «РОССИЯ. XX ВЕК. ДОКУМЕНТЫ»).

³ Там же, стр. 189.

⁴ Цит. по: Валентина Антипина. Повседневная жизнь советских писателей. 1930– 1950-е годы. М., «Молодая гвардия», 2005, стр. 151 (серия «Живая история. Повседневная жизнь человечества»).

⁵ Корней Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. М., «ТЕРРА–Книжный клуб», 2009, том 15, стр. 285–286.

⁶ Лев Лобов, Кира Васильева. Переделкино, сказание о писательском городке. М., «Бослен», 2011, стр. 491. ⁷ Цит. стихотворение «Старый парк» (1941). См. Борис Пастернак. Полное собрание сочинений с приложениями в 11 т., М., «СЛОВО/SLOVO», 2004, т. 2, стр. 124.

⁸ Лев Лобов, Кира Васильева. Переделкино, сказание о писательском городке. М., «Бослен», 2011, стр. 489.

⁹ Тамара Иванова. Мои современники, какими я их знала. М., «Советский писа- тель», 1987, стр. 108.

¹⁰ Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б)–ВКП(б), ВЧК–ОГПУ–НКВД о культурной политике. 1917–1953 гг. Под ред. акад. А.Н. Яковлева. Составители: Андрей Артизов и Олег Наумов. М., Международный Фонд «ДЕМОКРАТИЯ» (Фонд Александра Яковлева), 1999, стр. 349 (серия «РОССИЯ. XX ВЕК. ДОКУМЕНТЫ»).

¹¹ См. Цецилия Воскресенская. Мои воспоминания. Документальный роман. М., «Время», 2006, стр. 172–173, 256–260.

¹² См. Нина Федина. Переделкинские воспоминания. Государственный литера- турный музей / Переделкино, 2003, стр. 9–10 (серия «Из истории городка писателей»).

¹³ Корней Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. М., «ТЕРРА – Книжный клуб», 2009, том 15, стр. 316.

¹⁴ Корней Чуковский — Лидия Чуковская. Переписка: 1912–1969. М., «Новое литературное обозрение», 2003, стр. 314.

¹⁵ Нина Федина. Переделкинские воспоминания. Государственный литератур- ный музей / Переделкино, 2003, стр. 11 (серия «Из истории городка писателей»).


¹⁶ Корней Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. М., «ТЕРРА — Книжный клуб», 2007, том 13, стр. 451.

¹⁷ Борис Пастернак. Полное собрание сочинений с приложениями в 11 т., М., «СЛОВО/SLOVO», 2005, т. 11 (Борис Пастернак в воспоминаниях современни- ков. / Галина Нейгауз. Борис Пастернак в повседневной жизни), стр. 560.

¹⁸ Известия ЦК КПСС (ежемесячный журнал), No 10, 1990, стр. 147–151.

¹⁹ Цит. по: Лев Лобов, Кира Васильева. Переделкино, сказание о писательском городке. М., «Бослен», 2011, стр. 399.